«Валиева — очередная жертва, потому что никаких выводов за четыре года не сделано». Сергеева про печаль бобслея и триметазидин

Российская спортсменка в деталях рассказала о своем резонансном допинговом деле, виновных в котором так и не нашли. 17 марта 2016 года стало известно, что допинг-проба А Надежды Сергеевой дала положительный результат на мельдоний, от вскрытия пробы В она отказалась. В июне 2016-го Сергеева была оправдана Российским антидопинговым агентством, так как Всемирное антидопинговое агентство не просчитало точный срок вывода мельдония из организма. В 2018 году в Пхенчхане у Сергеевой в допинг-пробе был обнаружен запрещённый препарат триметазидин. Первая допинг-проба, взятая у Сергеевой 13 февраля, была отрицательная, вторая, взятая 18 февраля, — положительная (очень низкая концентрация триметазидина). Надежда отказалась от вскрытия пробы B. Спортивный арбитражный суд признал ее виновной в нарушении антидопинговых правил и аннулировал ее результаты на Олимпиаде. В октябре 2018 года в CAS Сергеева смогла доказать, что не знала, что принимает запрещенное вещество, так как на упаковке и в описании «Метионина» наличие триметазидина не упоминалось. С этими доводами согласилась Международная федерация бобслея и скелетона, дело россиянки осенью закрыли, и в зимнем сезоне-2018/19 она выступала на соревнованиях без ограничений. В декабре того же года Сергеева подала иск к Федеральному медико-биологическому агентству (ФМБА) и производителю препарата. Хорошевский суд Москвы отклонил иск на 17 млн рублей компенсации за назначение лекарства, несмотря на то что оно было выписано врачом ФМБА и поступило для Сергеевой со склада ФМБА. На Олимпийских играх в Пекине Надежда заняла 9-е место в двойке (вместе с Юлией Беломестных) и 10-е место в монобобе. — Какую оценку поставите себе за выступление в Пекине? — Четыре из пяти. Можно было проехать лучше, стабильнее по заездам, но это не сильно исправило бы ситуацию по местам. Расстраиваться нет смысла. — Что случилось в вашем третьем заезде в двойках? По времени он был явно хуже остальных. — Ошиблась. Не очень критично, на тренировках мы и хуже проезжали, но обидно. В голове всю трассу разложила, мысленно уже была на дистанции, и тут вдруг нас задерживают на старте на пять минут — опрокинулся предыдущий экипаж. Может, и сыграло роль. При рулении дернулась на девятом вираже не по месту чуть раньше времени. — Перед Олимпиадой к вам вернулась разгоняющая Юлия Беломестных… — Не только перед Олимпиадой, мы почти весь сезон вместе. Не дергали нас особо. — Если бы все четыре года после Пхенчхана не дергали, было бы еще лучше? — Дело не только в разгоняющей. Конечно, спаянный экипаж это плюс, но если бы не дергали с другими вещами, точно было бы лучше. — С какими вещами? — С региональной политикой, когда каждый тащит в команду своего. Перед началом олимпийского сезона я считалась в нелепом выдуманном рейтинге третьим номером сборной. Подходила к нашему главному тренеру (Павел Щегловский. — «Матч ТВ»), спрашивала, глядя в глаза: «Реально видите меня третьей?» — «Да». — «Тогда двойка мне вообще неинтересна». — «Погоди, ну надо же для квоты на следующий год…» — «А что мне квота и следующий год? Вы меня постоянно куда-то опускаете, я должна оттуда выкарабкиваться и вам задницы прикрывать». На самом деле так и происходило. В этом сезоне у меня единственное призовое место в женской команде, удалось зацепить бронзу чемпионата Европы. — На что влияет положение в тренерском рейтинге? — На очередность выбора лучших бобов, коньков, разгоняющей. Когда мы в октябре ездили в Китай, со мной каталась не Беломестных, а Егошенко, которая на Олимпиаде была запасной. То есть на предолимпийской трассе я «сбегивалась» не с той разгоняющей, с которой потом выступала в сезоне и на Играх. — Но все-таки пробились к Пекину в первые номера. — Ну, да. «Поскольку парни крупнее, в бобе меньше пустого места для завихрений, выше обтекаемость» — Вы рассказывали, что в Пхенчхан четыре года назад с командой ездил один механик. Занимался «жестянкой», а вы шлифовали коньки до мозолей, настраивали подвеску, наводили красоту на бобы, тренировались и прочее. В Пекине что-то изменилось? — Ничего. Но вообще, тема не ограничивается ржавчиной и женскими руками в гараже. Взять наших мужчин. Есть Гайтюкевич, катается по призовым местам, явный лидер. Плюс у ребят в принципе руки лучше заточены, они больше в технике шарят. У нас же рейтинги, поэтому каждый старт в Кубке мира как последний. Даже в олимпийский год. Можно поэкспериментировать, что-то попробовать, рискнуть ради потенциальных преимуществ. Но нет, отбор получается главнее финала. Обязаны выдавать максимум, без экспериментов, иначе опять понизят в рейтинге. Потом удивляемся, почему на главном старте четырехлетия от нас резко все уехали. Потому что работали вдумчиво и скорости добились не случайно. Механик же в сборной, по сути, мужик с руками. Что-то отвалилось — приварит, починит. Но проанализировать что-то, придумать, как улучшить скоростные характеристики, — такой работы вообще не ведется. — Вы или тренеры заостряли вопрос в федерации бобслея? — Мне кажется, там другие приоритеты. Просто поехать в Пекин. Покажем результат — федерация в порядке. Нет — спортсмены слабые, с ними каши не сваришь. А других нет. — Может финансирования не хватает на инновации? — Нужны в первую очередь те, кто способен быть инноватором. Скелетонисты нашли серьезного иностранного специалиста (Дирк Матшенц, экс-главный тренер сборной Германии. — «Матч ТВ»). А у бобслеистов на такое денег нет. В этом сезоне максимально урезанный бюджет, даже на Кубок мира ездили без суточных. — На свои питались? — Кормили. Но раньше давали по 100 евро на неделю, теперь нет. Приходилось просить, чтобы купили какие-то расходники, недорогие, но нужные. — Во время Олимпиады возникали проблемы с бобами? — Были нюансы. Подходила к иностранным механикам за советом, подсказывали. Один увидел, в каком состоянии в моем монобобе та штука, про которую спрашивала, ужаснулся. В двойке вообще пересела за день до старта на боб Гайтюкевича, на котором он уже выступил. Без этого на тренировках показывала последние времена. Мне говорили: «А-а, ты ошиблась». — «Ладно, но не настолько, насколько проехала. Покажите, где резерв скорости, если не считать ошибку? Идеально проеду — разве получу запас?» Ответов не слышала, поэтому в последний момент сменила боб и коньки заодно. Бобслеист Гайтюкевич: «Я по первому заезду понял, что мы значительно отстаем в технике» — Размеры женского и мужского бобов одинаковы? — Разделения на мужской и женский не существует, главное, чтобы вписывался в регламент. У разных производителей бобы могут отличаться длиной обтекателя, например. Или механизмом руления. Но базовые параметры заданы нормативами. — Как женщина чувствует себя в мужском кокпите? Габариты разные, болтает наверняка сильней. Уплотняете пространство чем-то? — Мужчина больше, сидит плотнее, ему комфортнее. Но до конца это нами тоже не изучено. Обсуждали с ребятами: голова пилота чуть торчит, а разгоняющий за ним едет сложенный. Поскольку парни крупнее, в бобе меньше пустого места для завихрений, выше обтекаемость. В аэротрубе наши бобы не продувают, нет возможности, хотя отыгрыш по времени на этом вполне возможен. А так, пройди я четыре заезда ровно, могла бы стать шестой-седьмой, не выше. В бобе ли дело, не знаю, но на чужом доезжала быстрее, чем на собственном. — Так и не понял, почему вас не болтает в мужском кокпите. — Под пилотом есть сидушка, упираемся в нее спиной, можем плюс-минус подвинуть. Под ногами имитаторы педалей, колодки, на них ставим ступни. Так и настраиваем боб под себя. Сели враспор, подвинули ручки, которыми рулим, вперед-назад, — можно ехать, болтанки не будет. «Аникина писала личные сообщения примерно такими же качелями, как я ехала» — Как вам олимпийское новшество — монобоб? — Нравится больше двоек. И надежд на монобоб возлагала больше. Во-первых, здесь все зависит от тебя самой. Во-вторых, у всех участников бобы одного производителя, немецкого. И немки, обратите внимание, даже в призы не попали, хотя в бобслее их страна всегда забирает пьедесталы. Ну, и мы опять поймали подводный камень. Бобы у всех одни и те же? Красота, ничего делать не надо, расслабились. А другие над этим работали, знаю. Экспериментировали с настройками, общались с технической комиссией насчет возможных доработок. Плюс коньки у них лучше, за счет этого тоже можно уехать. И все же считала, что в монобобе шансов больше. А стала только десятой. — Если один пилот идеально проедет на немецком, российском и каком-нибудь румынском бобе, результаты будут разные? — Однозначно. Были ситуации, когда наши приезжали соревноваться в Америку, а там, как и в Германии, бобы собственной сборки, чужим не продают. Но российский боб то ли сломался, то ли не доехал. Тогда американцы давали нам свои старые, и наши их объезжали. После этого хозяева возвращали старые бобы в команду и снова начинали на них кататься. Отличия в технологиях, конечно, заметны. У нас в Сочи, например, тоже начали строить бобы. Пытаются скопировать передовое, хотя главные фишки секретные, никто их конкурентам не покажет. Пока получается сыровато. Строят люди, которые сами не катались на топ-уровне, а в Германии над этим институты работают. — Труба аэродинамическая есть в России? — Наверняка есть, но в интересах бобслея не используется. — Как изменился российский бобслей между Пхенчханом и Пекином? — Остался на том же уровне, мне кажется. Эволюции не будет, пока тренеры в сборной заинтересованы, чтобы катался их личный спортсмен. Любой ценой, переписыванием рейтингов, но просто съездил на Игры. Это не спорт. — Вы опытная спортсменка. Дальше планируете выступать? — Не загадываю, но тренироваться буду, если организм позволит. А там как пойдет. — Критика не помешает? Могут и 18-м номером рейтинга назначить. — В этом году вряд ли, не знаю, как нужно выступить, чтобы понизили. Но вообще не удивлюсь, привыкла. В сборной все настроены критически, честно говоря. Может, надо было еще в том году озвучивать, когда полсезона просидели на карантине вместо соревнований. Чисто организационная ошибка. — Президент федерации Елена Аникина общается со спортсменами? — Была на Олимпиаде. Писала личные сообщения примерно такими же качелями, как я ехала. После первого заезда — ужасно гневное, после второго сдержанно оптимистичное. Я не читала, догадывалась по первым строчкам уведомлений. После четвертого заезда пришло: «Вот если бы ты все четыре раза так проехала…» Захотелось ответить: «…то что? Боролась бы за шестерку?» — Три года назад вы называли немок неприветливыми соперницами. Подобрели с тех пор? — В целом, да. У них состав прилично обновился, молодые изначально более общительные. Но и те, кто раньше руки не подавал, стали приветливее. В этом сезоне в Сигулде мы проехали в первом заезде по рекорду трассы, а во втором упали. Так Мариама Яманка даже личное сообщение прислала с поддержкой. Лайкают в соцсетях, здороваемся потихоньку. Но на людях все более сдержано. Не нараспашку. «Валиева и ее опекуны не настолько глупы, чтобы сознательно принимать бессмысленные микродозы» — На Олимпиаде вы наверняка почувствовали, как в один из дней стало часто икаться. Было? — Да-а. Звонили все, даже из «Нью-Йорк Таймс». После каждой тренировки мы проходили микст-зону, в которой об этом тоже спрашивали все, и наши, и иностранцы. — К тому моменту успели выработать позицию по делу Камилы Валиевой? — Откуда ей взяться? Никогда не общалась ни с Валиевой, ни с ее окружением, а тут просят прокомментировать. Что я скажу, если ни сном ни духом? Во-вторых, когда все начали приставать, было банально не до этого: Олимпиада, тренировки, заезды, день сурка. Но просыпаюсь и вижу кучу сообщений с просьбой что-то сказать. «О чем речь?» — пытаюсь понять. Не вникала совершенно, и вдруг такой шквал. На собственном опыте знаю: когда четыре года не даешь комментарии прессе, на тебя может вылиться много неправдоподобного и не очень чистого. Про случай с Валиевой как раз и узнала из прессы, которой не слишком доверяю в подобных вещах. Так что неоткуда было взяться комментариям. Даже адвокату своему звонила, он без предисловий все понял: «Что, замучили?» — Но и прессу можно понять: снова Олимпиада, триметазидин, российская спортсменка. Снова, как знать, без вины виноватая. — Узнав подробности, совершенно не исключаю. Ничего ведь не изменилось после моих мытарств. Четыре года — и никто ни за что не ответил. Дело продолжает гулять по инстанциям, а ФМБА по-прежнему выдает препараты того же производителя, продолжая с ним сотрудничать. — Метионин с «наполнителем»? — Нет, но производитель прежний. У него на сайте есть документ: «Допускаем процент загрязнения». То есть они штамповали сначала триметазидин, потом таблетки от головы на той же ленте — и всё, приехали. В тот раз был метионин, в следующий — что угодно, но уже с примесью. Валиева и ее опекуны не настолько глупы, чтобы сознательно принимать бессмысленные микродозы. Однако как они защищены от случайности, если выводов за четыре года не сделано? А тут еще иностранцы начинают хейтить, хотя лучше бы хейтили украинку, которая попалась на реальном допинге. Стероиды ловятся уже полвека, не знаю, о чем она думала. У Валиевой же бесполезный препарат в крохотной концентрации. Ясно, что это не намеренный прием. Летели в Пекин, доктор посоветовал аспирин, чтобы легче перенести дорогу. Дает баночку, вижу: тот же производитель. Спасибо, говорю, хватит с меня сюрпризов. Но поставки-то спортсменам продолжаются. Так что уверена, хоть и не вникала в тонкости: Валиева очередная жертва, ее случай как под копирку. Благо есть сильная команда, которая за нее топит. Может, не сольют, как меня, и не и забросают грязью. — Вам удалось отсудить компенсацию? — Ходила из одной инстанции в другую, но никто особо не вникал. Потом уже и производитель предъявил мне судебные издержки. Положилась на адвоката, не хотелось нервы трепать. Однако с удовольствием подниму шум, готова идти куда угодно. Вторая Олимпиада — и те же грабли. Неужели опять ничего никому не будет? «В 2016-м я не проронила ни слезинки. Сейчас меня прорвало больше». Каково второй раз услышать о недопуске на Паралимпиаду — Как никому? А вы? — Вот-вот. Что бы ни случилось, виноват спортсмен. — В суде вы просили компенсировать 17 миллионов. Примерно столько и потеряли в действительности? — Если считать упущенную выгоду, да. Были российские соревнования с хорошими призовыми, помните, в связи с олимпийским «баном»? С Валиевой сняли временное отстранение, а с меня нет, как раз отбывала. Иначе могла бы заработать, там машины и премиальные доставались людям залетным, грубо говоря. — ФМБА отказалось брать на себя ответственность? — Там вообще все непонятно. Говорила с Владимиром Уйбой, главой агентства, обещал, что в суде они выступят за меня. Пусть не весь иск, но что-то производитель мог выплатить со своих немаленьких контрактов? Потом Уйба ушел в губернаторы, в итоге получила ноль. В Америке миллионером стала бы, а тут едва карьеру не сломали, и будто так и надо. Когда проходила регулярные обследования в ФМБА, чувствовала обидки простых врачей. Хотя ничего против них не имела, люди всего лишь работают в той же системе. У их агентства монополия на поставку лекарств: на стороне брать нельзя, а официальный поставщик ничего не гарантирует. Может, пронесет, может, нет. Нормально? И главное, где во всем этом права спортсмена? Бумага Уйбы в суд, что он вроде как согласен с нелепостью ситуации, — вот и все права. — Не помните концентрацию триметазидина, которую у вас нашли? — Уже нет. — Вопрос к тому, что производитель на вашем процессе предоставил эксперта. Который заявил: ваша концентрация эквивалентна приему 11 тысяч таблеток метионина. — Лучше с адвокатом об этом поговорите. У ответчика было какое-то невообразимое прикрытие, подробности забыла. Откровенно нелепая экспертиза, ведь за пять дней до положительной пробы у меня была отрицательная. Когда упаковку метионина из той партии я отправила в минскую лабораторию, они ее смололи в кашу и обнаружили триметазидин. Международная федерация бобслея решила перепроверить, отдала препарат в более современную лабораторию, где исследовали каждую таблетку. Выяснилось: загрязнение настолько беспорядочное, что доза запрещенной примеси могла отличаться в пределах одной упаковки в десяток раз. Эксперта по этой части производитель в суд почему-то не привел. Адвокат Артем Пацев, представлявший интересы Сергеевой: — Про 11 тысяч таблеток — полная ахинея. Экспертом был доктор фармацевтических наук, не имевший отношения к биохимии. Судья не отличает первое от второго, а разница велика. Эксперт, помню, сослался на исследование 1974 года на собаках, такой вот уровень релевантности. Хотя есть куда более современные иностранные научные работы, на них ссылался предоставленный нами эксперт из института биомедицинской химии имени Ореховича. У производителя завод в Тольятти, а эксперт по случаю отыскался в Самаре, очень удобно, правда? Жаль, что его экспертиза чушь редкостная. Специалисты по антидопингу читали — долго веселились. Правда, в решении суд основывался на другом. На заявлении ФМБА, что обязанность поставлять лекарства у них есть, а ответственности нет. Вполне в духе времени. — Напомните концентрацию триметазидина в пробе Сергеевой? — Мы ее даже не запрашивали. Получили из лаборатории формулировку very low concentration — «очень маленькая». — С другой стороны, нижнего порога у триметазидина нет. — Его выявление достигается качественным, а не количественным анализом, предполагаемое значение вычисляется по параболе. В 2014-м варшавская лаборатория опубликовала экспериментальное исследование… — Эдуард Безуглов, если не ошибаюсь, предоставлял его в CAS по делу Валиевой. — Совершенно верно. Так вот, поляки дали пяти людям по одной таблетке, а одному прописали курс. У первых концентрация в пробе была несколько тысяч нанограмм на миллилитр, у второго порядка 30-40 тысяч. А у Валиевой — 2,1. Понятная разница? — Сергеева не смогла выиграть суд. Апелляцию подавали? — И апелляцию, и кассацию. Но кому это интересно в наши дни? Пострадал всего лишь какой-то спортсмен. Да и бог с ним.