«Сидим в кабине, мотаемся, Богу молимся...» Как рискует, чего боится и сколько зарабатывает московская крановщица
Если в СССР среди крановщиков было 80 процентов женщин, то сегодня их в профессии почти не осталось. Москвичка Валентина Романова обучилась этой специальности еще в советские годы и до сих пор работает на высоте. Начинала на комсомольской стройке в казахских степях, а последние 17 лет возводит высотки в Москве. Какие многоэтажки крановщики считают низкими, зачем в кабине микроволновка, что делать, если окажешься на высоте в грозу и сколько можно заработать в месяц, буквально рискуя жизнью, Валентина рассказала в беседе с «Мослентой». Ниже — ее монолог.
«Комсомол позвал нас в казахские степи»
Крановщиком я работаю уже 25 лет, начинала еще в Советском Союзе. Комсомол позвал нас в казахские степи, строить города. Сейчас это Актау, а раньше город назывался Шевченко, и я проработала там восемь лет.
Сначала была в садике нянечкой. В один день заходят к нам вербовщики, и говорят: «Нужны строители. Квартиру дадим, зарплата хорошая, кто не боится высоты, молодежь, давайте к нам». Рассказали, что за год можно научиться работать на кране. Строителям жилье действительно предоставляли бесплатно, ребенка можно было отдать в садик. Квартиру мне дали на той же неделе, когда я пришла на стройку. Платили, и правда, хорошо, если в Москве средняя зарплата у крановщика была 70 рублей, то там мы получали по 120. Воду пили из Каспийского моря, ее подавала атомная опреснительная станция. Другой воды не было. Город строили быстро, не улицами, а большими микрорайонами. Все ради добычи найденного там урана.
Потом в 1991-м из Казахстана вернулась в Россию, нас оттуда попросили. И вот, с начала двухтысячных, уже 17 лет, строю дома в Москве.
Я крановщик-высотник, и первой моей башней была «Федерация» в «Москва-Сити». Работали там с китайцами, с турками. Помню, когда башню построили, турки на Новый год подарили нам валенки белого цвета. До сих пор они у меня, хожу в них.
На какой объект отправят, там и работаю, строим высотки по всей Москве. Самая маленькая — 20 этажей, высокими мы считаем, когда от 40, от 50 этажей, остальные — низкие.
«Кирпичи разлетелись, как гранаты»
Так называемые «случаи» на стройке — это чаще всего нарушение правил безопасности, человеческий фактор. На «Москва-Сити», помню, башня уже была 70 этажей, ветром сдуло людей, трех человек. Двое упали на сетку-уловитель, а третий — мимо. Естественно, разбился. Чаще всего падают из-за невнимательности и различных нарушений.
Груз у меня падал, но, слава Богу, мимо людей. Обычно это происходит потому что неправильно зацеплен трос. Высота большая, когда заметишь это, а когда — нет. Бывает, неправильно зацепили, он соскальзывает. Когда поднимаем кирпичи в поддонах, если нет упаковки, может выпасть кирпич.
У меня было только три несчастных случая, и все с кирпичами. Один на руку упал человеку. В другом случае плохой был сам поддон, он сломался, вся эта пачка упала на землю. Кирпичи разлетелись, как гранаты, во все стороны. Двум людям по ногам попали осколки, в результате — переломы. Слава Богу, что все живы.
Так что работа очень нервная. Каждый подъем смотрим, чтобы никто под стрелой не стоял. Каждый раз думаешь, как бы кого не прибить. Нас поэтому на пенсию рано отправляют — из-за нервов.
В Советском Союзе были училища, там готовили стропальщиков. А сейчас ведь, как мы говорим, у кого руки свободные, тот взял рацию и командует. Поэтому смотришь за всеми, сидишь, нервничаешь. Мы же подписываем бумаги. Мы уголовно и материально ответственные.
«Если краны падают, то на кабину»
Бывали случаи, правда, этого я не видела, но рассказывали, что поднимали кран и не сработала пневматика. Он упал. Крановщик погиб, монтажники погибли. Бывают такие случаи.
И по телевизору показывают — краны падают. Чаще всего от ветра — когда сильно дует, дает себя знать износ металла или неправильный крепеж кранов
В непогоду мы работаем до 15 метров, выше запрещено. Но мы сидим наверху, потому что слезать смысла нет. Я один раз попыталась — просто ветром отдирает от лестницы. Допустимая раскачка у нас — до полутора метров. И вот сидим там, мотаемся. Богу молимся, чтобы не перевернуло. Если краны падают, то чаще всего на кабину, и крановщики погибают. Если остаются в живых, становятся инвалидами: при ударе нагрузка идет на ноги, и их буквально расплющивает.
«Сколько поработал, столько и получил»
Оплата у нас почасовая — сколько поработал, столько и получил. Средняя зарплата — 120 тысяч рублей. Плюс премии дают — квартальные, годовые.
Еду с собой берем. Бывает, крановщики ставят у себя микроволновки, чайники. Отдыхать дают — час на обед и отдельно перерывы, чтобы полежать или размяться. В кабине есть и биотуалет, потому что нереально лишний раз лезть вниз с такой высоты.
«Мы, по сути, джойстиками работаем»
Чтобы сидеть смену, нужна привычка. Мы же, по сути, не двигаемся, джойстиками работаем. Во время отдыха встаешь, зарядку делаешь, а то без движения спина болит, ноги отекают.
Связь — по рации. Когда в «Москва-Сити» работали, у нас были еще и большие экраны в кабине, камера стояла на стреле. Потому что когда высота — этажей 70, мы землю не видим практически. Включаем, приближаем, смотрим — и так работаем. Это было очень удобно, а иначе никак, очень уж высота большая.
Обычно вверх лезем в той же одежде, в какой и по стройке ходим. Летом — в шортах. 25 этажей не торопясь я лезу пятнадцать минут. Если надо быстро — минут семь, не меньше. Ребята, мужики, конечно, залезают побыстрее.
Профессиональные болезни у нас связаны со спиной. Хондрозы, искривления — сидим неровно. Так что у всех страдают спины и зрение. Половина крановщиков в очках ходит.
«Сколько лет работаю — все равно страшно»
Когда строим монолит, собираем так называемые «картины», а уже потом туда заливают бетон. Работа точечная, должна производиться четко. При ветре все это очень тяжело, потому что груз разматывается, как пропеллер у вертолета. Нужен навык, чтобы и людей не задеть, и не разломать то, что уже есть, и кабины, борта не снести на машинах, когда их разгружаешь-загружаешь.
Поднимаешь тяжелые грузы — кран наклоняется, все мотается, шатается, особенно при ветре. Сколько лет работаю — все равно страшно
Такое хорошо подходит индивидуалистам — в кабине ты один, разговаривать не с кем, если только с птицами. Голуби к нам не залетают, а вот вороны и галки из проволоки, из арматуры вьют на стрелах и кабинах кранов гнезда. Но мы их разоряем, потому что, если выведутся птенцы, родители будут их защищать и не дадут подниматься на кран. При мне раз так было: пожалели, оставили, а вышло только хуже.
«Мы первыми видим салют по всей Москве»
Работа сложная, и если ее не любить, то очень тяжело — нагрузка большая, не физическая даже, а моральная. Но крановщик — моя любимая работа, а мне есть с чем сравнить: я была и швеей, и нянечкой, и на мясокомбинате потрудилась.
Сейчас сделали день крановщика, но как-то он не вписался, и мы в своей компании по-прежнему отмечаем день строителя.
Я горжусь своей работой. Внуки любой кран увидят: «Бабушка, это твой?» Мой. По городу едем, показываю им — вот это я строила, и это тоже, постоянно на глаза попадаются. Всего 14 домов, и два сейчас в работе — в Долгопрудном и у метро «Коломенское».
Преимущество крановщиков — мы первыми видим салюты по всей Москве. В Сити когда работали, это было грандиозное зрелище. И когда к парадам самолеты пролетают над нами... Что сказать, виды у нас шикарные.