Что написал директор "Таганки" в своем рассказе о Владимире Высоцком

"Вот сказал тебе как на духу. А что мне врать, ведь мне к Богу скоро?" - так закончил свой рассказ о Владимире Высоцком 96-летний Николай Дупак, трижды раненный фронтовик.

"Ну какой из него Гамлет?.."

Юрий Петрович Любимов категорически не хотел брать на работу Володю Высоцкого. Говорил: "Зачем нам еще один алкоголик нужен?" Мне Высоцкого порекомендовала его однокурсница Тая Додина. Она просила дать ему шанс, говорила, что он очень талантливый человек. l

"Тая! - сказал я ей. - Куда ж я его возьму? У нас по штату пятьдесят человек, а фактически - семьдесят пять!" Но она нашла такие слова, которые меня тронули, и я пригласил Высоцкого на прослушивание. Он пришел, показал Челкаша, вроде не очень. Любимов ему сухо так: "Спасибо". Тогда Высоцкий попросил разрешения спеть. Взял гитару и спел три песни. Любимов его спросил: "А чьи это слова?" Володя ответил, что слова его. На этом и расстались. Я убедил Любимова взять его на три месяца по договору. Получится - прекрасно, не получится - не судьба.

Тогда мы работали над "Героем нашего времени", ставили спектакль к юбилею Михаила Юрьевича Лермонтова. Высоцкому дали крошечную рольку штабс-капитана. Там нужно было сказать одну фразу: "Натура - дура, судьба - индейка, а жизнь - копейка, ну и дурак же ты, братец". Он сделал все просто гениально и остался в театре.

Когда я Любимову предложил Володю Высоцкого на роль Гамлета, он вышел из себя. Кричал мне: "Николай Лукьянович, не смеши! Ну какой из него Гамлет?!" В это время рядом оказался поэт Константин Симонов, очень яркая индивидуальность. Послушал и говорит: "По-моему, это интересно, я бы Высоцкого попробовал на эту роль".

"Черт с вами, пробуйте..." - махнул рукой Любимов. Я репетировал с Высоцким, Глаголев - с Филатовым, а Любимов - с Золотухиным. Когда стали смотреть, то сразу было понятно, что Володя всех положил на лопатки! Нет, Золотухин мог играть, и Филатов мог, но Высоцкий такую взял высоту! Такую ноту, что его уже никто не переплюнет. Вот так он и сыграл эту бессмертную роль.

Мой Высоцкий? Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. А как он помогал мне как директору с бесконечными стройками и ремонтами - это словами не передать. Один его концерт открывал десятки дверей...

Господи, чего только с Высоцким у нас не было! Очередной съезд партии, наш театр принимает делегации коммунистов из двадцати трех стран мира. Перед спектаклем прибегает моя помощница и говорит: "Спектакль не может состояться. Высоцкий на ногах не стоит..."

Боже! Я бегом в гримерку к Володе, а он, что называется, лыка не вяжет. Мол, Николай Лукьянович, простите... Я ему, как пацану, зарядил пару подзатыльников.

- Ты с ума сошел? - кричу. - Политбюро в зале!.. В ответ мычание. Говорю ему: - Ты сейчас со мной выходишь на сцену, твоя задача просто постоять несколько минут с опущенной головой. Все остальное сделаю я.

Cкажу, что, к великому сожалению, спектакль состояться не может, артист Высоцкий потерял напрочь голос. Ты делай извиняющиеся жесты, но только не упади в зрительный зал. Так и сделали. Я сказал публике, что у меня есть два предложения: вернуть деньги или показать спектакль через три дня. За это время к артисту Высоцкому обещал вернуться голос. Зал встал и оглушил нас аплодисментами. Билеты не сдал ни один человек. После этого я посадил Высоцкого в машину и отправил к знакомым врачам, которые его не раз вытаскивали с того света. Через три дня зал был полон, а Володя просто блестяще отыграл спектакль. Таких моментов было немало.

"Он многих злил..."

С артистами театра часто случались истерики: почему Высоцкому все сходит с рук? Почему ему все прощается? Такие вопросы я слышал постоянно. И, честно говоря, порой не знал, что отвечать...

Помню, на гастролях в Ленинграде, когда с Высоцким случился очередной запой, труппа почти единогласно проголосовала за его увольнение из театра. Были замены, были очень тяжелые разговоры, все было. Он мог подойти ко мне и сказать: "Николай Лукьянович, отпусти на три дня. Надо в Магадан слетать, золотодобытчики за концерт десять тысяч платят". Как я мог его не отпустить? Советская машина "Волга" тогда стоила меньше, чем ему платили за одно выступление. Мне таких денег никто в жизни не предлагал, а ему платили. Я мог только порадоваться за человека. Он возвращался, шел в комиссионку, покупал Марине Влади кулон за шесть тысяч и был при этом абсолютно счастлив. Я тоже был счастлив от осознания, что имею отношение к его мужицкой и человеческой радости.

Понимаете, многих злило, что он позволял себе определенные вещи. Театр на гастролях в Польше, Высоцкий не приезжает, говорит, что не может. Актеры узнают, что в эти дни он во Франции, он с Мариной на Каннском фестивале. В труппе тут же поднимается бунт! Заявлен "Гамлет", а играть его некому. Сдаются билеты, скандал. Что делать? Вводим на роль Гамлета Валерия Золотухина, он один спектакль сыграл просто блестяще. А на следующий спектакль на сцену вышел уже Высоцкий. Это очень хорошо на него подействовало. Володя прекрасно понимал, что он болен, но есть вещи совершенно дьявольские, которые так глубоко и прочно сидят в человеке, что никакая медицина, никакие старания не могут их оттуда вытащить. Он плакал. Хотел от всего этого избавиться, но дьявол его не отпустил.

Когда в Москве открывали улицу Высоцкого, никто из так называемых друзей не пришел. Никто!

Вспомнилась одна грандиозная выволочка, которую я получил из-за Володи Высоцкого. Я отпустил его на три дня в Кемерово выступить с концертами. Кто-то в местной кемеровской газете написал маленькую заметочку, что Высоцкий за три дня дал одиннадцать концертов и самое страшное, что основу его репертуара составляют антисоветские песни. Крик на коллегии Министерства культуры СССР стоял просто вселенский.

...Володя Высоцкий был невероятно чутким и душевным человеком. Как-то зашел ко мне в кабинет и говорит: "Николай Лукьянович, я написал новое стихотворение, хочу вам его первому прочитать. Вы фронтовик, и мне бесконечно важно ваше мнение". И стал читать свои очень точные и пронзительные строчки: "Почему все не так? Вроде все как всегда: То же небо - опять голубое, Тот же лес, тот же воздух и та же вода, Только он не вернулся из боя..."

Я замер и сказал ему три слова: "Володя, очень точно..." А пока он читал, я сидел и растирал свою раненую ногу. Он закончил и спросил: "Николай Лукьянович, болит?"

"Ноет. На погоду..." - ответил я ему. Он ушел, а вскорости уехал в Париж. Вернулся и принес мне очень удобные и теплые ботинки. Как раз мой размер. Вот такой человек был Володя.

Помню, был на записи программы о Высоцком на Первом канале, в ток-шоу у Андрея Малахова. Я сам себе не раз уже говорил: "Мыкола, когда слышишь слово "шоу", тикай от этого подальше..."

Но, старый дурак, пошел. Думаю, ради памяти Володи. Так мне там слова не дали сказать. Ведущий своей высокооплачиваемой скороговоркой просто затарахтел всех. И тарахтел в ту сторону, которая была выгодна для их шоу. Мы сидели рядом с космонавтом Георгием Гречко, он много лет был членом художественного совета Театра на Таганке. Умный мужик. Так вот, Георгий Михайлович мне и говорит: "Ну что они дурака валяют? Он же был серьезный поэт..."

А там его представляли каким-то хрипатым пьяницей. Я не выдержал, встал и прочитал то самое Володино стихотворение: "Почему все не так?" Студия взорвалась аплодисментами. Но это в эфире не показали. Им был нужен другой Высоцкий. Ведущий все кричал про "пистолет" и "Большой Каретный". Так кричал, будто это было самое главное в Володиной жизни. Потом меня уговорили пойти еще на какое-то ток-шоу, которое снимали на бывшей Киностудии имени Горького. Оно было приурочено ко дню рождения Высоцкого, вел его какой-то наглый молодой голубок.

Так там тоже все вокруг жен, любовниц и того, когда и за что Володю увольняли из театра. Или не увольняли. Вообще, телевидение - это цианистый калий нашего времени.

Задирал ли Высоцкий нос? Со мной - никогда. Но иногда, когда я говорил: "Володя там ваш друг..." - он отвечал: "Да какой он друг, пошел он на..." Ну а сейчас пишут! Все, в кого палкой ни кинь - все друзья Высоцкого... А он воспринимал одного-двух, не более.

"У меня друг один - Сева Абдулов, всё!" - это его слова. Когда в Москве открывали улицу Высоцкого, никто из так называемых друзей не пришел. Никто!

Память приносит многое... Володя как-то попросил Севу Абдулова взять машину и привезти в Минск меня, Валеру Золотухина и Борю Хмельницкого. Отлично, поехали. Встретили в Минске Володю. У нас отличная гостиница, приличный номер, все замечательно. Володя в хорошей форме, у него невиданная для советского человека роскошь - машина "Мерседес". Сказал, что перед спектаклем собирается с кем-то встретиться, переговорить.

Помню, я так выразительно посмотрел на него. Он поймал мой взгляд и сказал, чтобы я не переживал, он в крепкой завязке. Все хорошо и надежно... А через несколько часов он не выдержал, выпил. И ушел в штопор.

По-другому он не мог. Вечером спектакль - а он "мама" сказать не может! Я созвонился с докторами, и Володю увозят в институт Сербского. В очередной раз спасать... Про его запои много рассказывают - на моей памяти раз восемь-десять было. Правда, сурово все это у него выходило. Как говорят, по-черному. Про его увлечение наркотиками мне нашептывали, но я не разбирался в этом и не мог до конца понять, правда это или вранье.

Высоцкий ощущал ответственность и за себя, и за театр, и за товарищей, которых он подводит. И если срывался, то это был пик той заразы, той жабы, что его крутила. Крутила и не отпустила... У пьянки обычно бывает две причины - это неудача или суперудача. Думаю, Володя не справился со второй проблемой.

А потом - эти его непростые взаимоотношения с Люсей Абрамовой, первой женой, с сыновьями, с Мариной Влади. Жизнь его крутила, не дай Бог! Из одного театра выгнали, из другого выгнали, и он задержался только на Таганке. Марина Влади продлила его земной век. Не будь ее, жизнь Высоцкого была бы еще короче.

"Живы все, спасибо Дупаку!"

Как родилась знаменитая строчка Высоцкого "Живы все, спасибо Дупаку!"? Давид Боровский делал оформление спектакля "Гамлет" и придумал грандиозные по своей тяжести конструкции: специальный кран ходил на авансцену, а занавес мог разворачиваться так и эдак. Получалось, что занавес - тоже как действующее лицо. А я предвижу, что этот спектакль нужен будет и в Париже, и в Стокгольме. И возить все это неподъемное хозяйство двумя трейлерами - дело хлопотное. Я обратился с просьбой к ученикам гениального конструктора вертолетов Михаила Миля: "А нельзя это все сделать покомпактней? Чтобы было не пятнадцать тонн, а пять?" Конструкторы тоже любили "Таганку", тут же согласились помочь и сделали все из алюминия. Сконструировали, собрали - получилось всего триста шестьдесят килограммов! Собиралась эта огромная махина за час-полтора. На репетиции Любимов скомандовал начинать, не дожидаясь, когда соберут, как положено, этот самый занавес. Мастер орет на сцене, никто не посмел ослушаться - начали...

Марина Влади продлила его земной век. Не будь ее, жизнь Высоцкого была бы еще короче

Сцена похорон Офелии. Там занавес открывается, и артисты с левой сцены на правую идут. Процессия вышла, а занавес остановился. Снова режиссерский крик, ну и дернули что было сил... И вся конструкция обрушилась. Слава Богу, что упала на гроб. Только актеру Шаповалову немножко рубаху порвало. Могло это все рухнуть и на Высоцкого, и на Филатова, и на Демидову. Вся команда отделалась легким испугом.

"Но живы все, спасибо Дупаку!" А когда я стал разбираться, выяснилось, что все это хозяйство должно было закрепляться двумя болтами, а они торопились и наспех закрепили одним. Потому что режиссер торопил. Но если бы это был тяжелый металл, а не алюминий, были бы жертвы. Вскорости Высоцкий принес в театр стихотворение, в котором были такие строки:

"Быть иль не быть?" - мы зря не помарали. Конечно - быть, но только начеку. Вы помните, конструкции упали? Но живы все, спасибо Дупаку!

Драка на похоронах Высоцкого

О смерти Володи Высоцкого я узнал от Давида Боровского, он мне позвонил и сообщил эту страшную весть. Организацией его похорон занимался я, как директор театра. Удалось договориться о месте захоронения и на Ваганьковском кладбище, и на Новодевичьем. Одновременно. Но Марина Влади и мама Володи, Нина Максимовна, возражали против Новодевичьего. Тогда ведь это кладбище было как отдел ЦК КПСС: вход только по паспортам и пропускам. Володю любил народ, а кто бы пустил народ к нему на Новодевичье? Поэтому остановились на Ваганьковском. Хотя сейчас гуляет байка, что Иосиф Кобзон приехал на Ваганьковское, бросил там не одну тысячу директору кладбища и тот дал место. Ну что я могу сказать - супер! Он, может, потом и дал - но только после того, как мы все порешили. Сами подумайте, мы приехали на Ваганьковское с первым секретарем райкома партии, того райкома, к которому относилось тогда кладбище. Директор Ваганьковского перед секретарем на задних лапках прыгал. По-другому тогда быть не могло. Поэтому какой Кобзон и какие тысячи? Смешно это все слышать.

На похоронах Володи власти страшно боялись бунта. В день прощания с ним меня в восемь часов утра пригласил к себе первый секретарь Московского горкома партии Гришин Виктор Васильевич. Выразил соболезнования и спросил: "Как вы собираетесь организовывать похороны Высоцкого?" Я сказал, что будет панихида в театре в течение нескольких часов. "Вы учтите одно: надо похоронить до захода солнца. Потому что примета есть такая..." - с нажимом сказал Гришин. Во время прощания с Володей случилась драка в моем кабинете. Сцепились Юрий Петрович Любимов и Глинский, работник аппарата "хозяина Москвы" Гришина. Глинский все время торопил: "Заканчивайте, заканчивайте прощание!"

Людская очередь к гробу Высоцкого стояла от самого Кремля, Любимов сказал, что будем прощаться до последнего человека из этой очереди. Глинский торопил, Любимов не выдержал... И понеслось! За грудки друг друга похватали и давай мутузить на чем свет стоит. Еле разнял... Еще помню, что кагэбэшников была тьма в тот день в театре. Один из них меня строгим шепотом предупредил, чтобы на кладбище не было никаких речей. Повторяю, власти страшно боялись бунта.

Я счел это бестактным. Думаю: Мыкола, ты фронтовик, чего тебе этих идиотов бояться. Грех же будет, если мы Володю закопаем, не сказав ему последнее слово. Короче, я решился и высказал у его гроба все, что было у меня на душе. Помню свои последние слова: "Володя, царство тебе небесное и земное!" После этих слов мы закрыли крышку его гроба и опустили в землю. Сердце часто просит побывать у его могилы. Сяду в машину и на Ваганьково, постою, помолчу, подумаю... Всегда, когда хоронили кого-то из коллег и близких, я к Володиной могиле подходил. Там лежит хорошая небесная труппа: Леня Филатов, Гриша Чухрай, Петя Глебов. Все мои хорошие друзья. Вот сказал тебе все как было. Зачем мне врать, мне же к Богу скоро...

Справка "РГ"

Николай Лукьянович Дупак родился в 1921 году, старейший артист России. В кино начал сниматься в 1941 году. Участник Великой Отечественной войны, трижды раненный на фронте. Кавалер орденов Красного Знамени и Отечественной войны двух степеней. Снялся более чем в шестидесяти фильмах. Двадцать пять лет был директором Театра на Таганке. Заслуженный артист России и Украины. В свои 96 лет водит машину и выступает перед зрителями.